льняное полотно, красный перец, пестрые оленьи шкуры, крупные семена лотоса… Прохожие, хотя и были ростом немного поменьше северян, но все подвижные и храбрые. Одежда у них была очень чистая. Тут Мо Цзы взглянул на свою рваную одежду, на ноги, завернутые в тряпки, узелок, прямо – старомодный нищий. Он пошел к центру города туда, где на широкой площади толпилось много народа. Тут был шумный базар и скрещение улиц. Мо Цзы нашел одного старика, похожего на ученого, и расспросил его о резиденции Гун Шу-баня. Жаль, что говорили они на разных наречиях и не понимали друг друга. Мо Цзы сразу же начал писать иероглифы на ладони, показывая их старику. Вдруг послышался гул и все начали петь. Оказалось, что, поют песенки «Ся-ли-ба-жень»[67], известной певицы Сай Сянь-лин[68]. Все жители города дружно распевали эту песенку. Немного погодя стал тоже ученый старик стал издавать звук – хэн…хэн… Мо Цзы понял, что он уже не будет больше смотреть на иероглифы. Он успел написать только половину иероглифа «гун», после чего зашагал дальше. Везде все пели, все были заняты, пели долго. Наконец, понемногу наступила тишина. Он нашел плотничью мастерскую и пошел в нее расспросить об адресе Гун Шу-баня.
– А, почтенный шаньдунский земляк. Гун шу сяньшен, который сделал крюки и пики. Хозяин мастерской, желтолицый толстяк с черными волосами, оказался очень сведущим: – Совсем недалеко. Сейчас ты поверни назад. Пройди перекресток улиц. На правой руке второй маленький переулок с востока на юг. Потом повернешь на север. Третий дом и есть – он.
Мо Цзы писал иероглифы на ладони и просил его посмотреть не ошибся ли он, слушая. Твердо все запомнил, поблагодарил хозяина и зашагал к указанному месту. Все оказалось правильно. На больших воротах третьего дома была прибита искусно гравированная табличка из дерева «нань»[69] на которой были вырезаны шесть больших иероглифов, извещавшие: княжество Чу, дом Гун Шу-баня. Мо Цзы взялся за кольцо красной меди и постучал несколько раз. Показался сердитый на вид привратник. Он только взглянул и громко крикнул:
– Господин не принимает. Слишком много вас тут земляков ходит, просят.
Мо Цзы только успел взглянуть на него, а он уже захлопнул дверь. Мо Цзы опять принялся стучать – ни звука… Взгляд, который бросил Мо Цзы, не давал привратнику покоя. Он чувствовал какую-то неловкость и пошел доложить хозяину. Гун Шу-бань возился с плотничьей линейкой, измеряя модель осадной лестницы.
– Сяньшен, еще один земляк пришел, просит… Этот человек немного странный, – заметил привратник.
– Как его фамилия?
– Этого я еще не спросил, – забеспокоился привратник.
– Как он выглядит?
– Вроде нищего, лет тридцати, высокий, лицо темное.
– Ай-я! Это, наверное, Мо Цзы.
Гун Шу-бань струхнул, забеспокоился, положил линейку и модель осадной лестницы, побежал вниз. Привратник тоже перепугался, побежал вперед него, открыл ворота.
Мо Цзы и Гун Шу-бань встретились во дворе.
– Неужели, ты? – говорил радостно Гун Шу-бань, пропуская Мо Цзы в дом.
– Как живешь? Все занят?
– Да, всегда так…
Сяньшен пришел такую даль, с какой же целью?
– На севере, кое-кто унизил меня, – тихо сказал Мо Цзы. Хочу попросить тебе пойти и убить его… Гун Шу-бань помрачнел…
– Я подарю тебя десять монет, – продолжал Мо Цзы. При этих словах хозяин не мог сдержать гнева. Лицо у него осунулось, и он холодно ответил:
– Я людей не убиваю, ни в коем случае.
– Вот и прекрасно.
Мо Цзы очень растрогался, отвесил ему два поклона и снова очень смиренно сказал:
– У меня есть кое-что сказать тебе. На севере говорили, что ты заготовил осадные лестницы и хочешь воевать с княжеством Сун. Чем Суны провинились? У княжества Чу излишек земли и нехватка людей. Нельзя сказать, что было бы человечно уничтожать то, чего мало, и воевать за то, чего много. Зная это, нельзя сказать, что и воевать справедливо. Воевать – и не получить – нельзя сказать, что хорошо. Убитых будет не мало, что тоже не мудро. Как считаешь, сяньшен?
– Это, – раздумывал Гун-Шу-бань, – ты сяньшен правильно сказал.
– Ну, а разве нельзя остановить?
– Этого нельзя, – медленно говорил Гун Шу-бань. – Я уже сказал князю.
– Ну, тогда возьми меня повидать князя, и только… Хорошо, только теперь поздно. Пожалуй, поедим и пойдем.
Мо Цзы и слушать не хотел. Он дергался всем телом и все порывался встать. Он вообще был непоседа. Гуи Шу-бань знал его упрямство и сразу согласился провести его к князю. Он пошел к себе в комнату, вынес одежду и туфли и радушно сказал:
– Прошу тебя, сяньшен, переодеться.
– Можно, можно, – добродушно говорил Мо Цзы. – Я на самом-то деле, совсем не люблю носить рваную одежду… Только потому вот, что времени не было переодеться…
4
Князь Чу давно знал, что на севере есть достойный человек – Мо Цзы. Когда Гун Шу-бань доложил о его приходе, князь то час же принял его. Mo Цзы был одет в очень короткое платье, ноги – как у цапли – длинные… Он прошел за Гун Шу-банем в зал. Отвеся поклон князю Чу и свободно начал говорить:
– Есть один человек, он не хочет пользоваться носилками, а думает украсть у соседа поломанную тележку; не хочет он расшитого платья, а думает украсть у соседа короткий войлочный халат; не хочет он риса и мяса, а думает, как украсть у соседа похлебку из отрубей. Что это за человек, а?
– Ну, наверное, он заболел воровской болезнью, простодушно сказал князь.
– Земля Чу, – продолжал Мо Цзы, – простирается на пять тысяч ли, а земля Сун – только на пятьсот ли. Это – вроде носилок и поломанной тележки. У княжества Чу есть Юнь Мын[70] полная носорогов и хвостатых оленей, в реках Цзян[71] и Хань много рыбы, речных черепах, а в княжестве Сун только и есть, что фазаны да зайцы, карасей даже нет… Это – вроде риса, мяса и похлебки из отрубей. У княжества Чу – высокие кедры, деревья вэн, цань и юой. В княжестве Сун совсем нет больших деревьев. Это – вроде роскошного платья и короткого, войлочного халата. Так вот, по моему мнению, если князь будет воевать с княжеством Сун – это будет одно и то же.
– Совершенно правильно, – кивая головой, сказал князь. Только вот Гун Шу-бань начал строить для меня осадные лестницы, так что обязательно придется воевать. Ну еще не известно – будет ли победа или поражение, – сказал Мо Цзы. Надо принеси щепок и мы сейчас же можем попробовать.
